Все расходятся по домам, и лишь парочка шиноби, устроившись в небольшой сторожевой будке, несёт свой каждодневный дозор. Раскладывать карточные пасьянсы - единственное развлечение в тиши этой вечерней скуки, да и разговоры ни о чём дарят вечеру какую-то особую притягательность. Кажется, что такие моменты существуют для того, чтобы просто смотреть на кровавую пелену исчезающих облаков и говорить друг другу всякие глупости. Время совершать необдуманные поступки и неистово целоваться в безлюдных переулках.

А потом на деревню опускается ночь, и крошечные домики тонут в непроглядной мгле. Всё вокруг замолкает, и единственные звуки, которые всё ещё можно услышать - бодрое стрекотание кузнечиков в высокой траве, похрапывание постовых, заснувших прямо за столом, и едва различимое карканье ворон где-то вдали. Такие ночи тоже наполнены странным очарованием. Но в них есть и скрытая угроза. Очень легко подобраться к спящим на посту Изумо и Котецу и несколькими ударами по жизненно важным точкам на долгое время вырубить их. Но это слишком просто. Просто и приятно. Дальше остаётся лишь скользнуть в призывно открытые ворота Конохи и побрести в сторону с детства знакомого квартала.

От стены одного из домов отделяется высокая тень с торчащими во все стороны прядями длинных волос. Если подойти к обладателю тени вплотную, то можно увидеть, как во тьме его глаза горят алым мёртвенным блеском. Приятно сознавать своё родство с этой мятежной властной душой. Одним движением человек покрывает расстояние между вами и привычным жестом сжимает тебя в своих объятиях, запуская тонкие бледные пальца в гриву тёмных мягких волос. Целует требовательно, но в то же время мягко, и говорит сквозь слегка стиснутые зубы: "Убери волосы. Сегодня не тот день, когда стоит красоваться…" Достаёшь ленту и стягиваешь непослушные пряди в хвост. Некоторые вырываются из плена шёлка и падают на лицо, щекоча нос своими невесомыми прикосновениями. Белоснежное лицо смотрит на тебя с нежностью. Начинаешь понимать, что ты без остатка принадлежишь ему, а он – тебе, и ты сделаешь всё, что он попросит, даже вырывая из себя куски кровоточащей плоти. Невозможно противиться красоте этих безумных глаз, то и дело меняющих свои очертания. То красные, то чёрные крошечные треугольники мелькают на поверхности непроницаемой чёрной радужки. "Мы с тобой одной крови - ты и я..." - говорят прекрасные антрацитовые глаза, наливаясь мутной пеленой цвета сгустившейся крови.

Вместе поворачиваетесь в одну сторону и, будто бы о чём-то внезапно вспомнив, начинаете свой отчаянный бег. Опаздываете, чувствуя, что план в любой момент может провалиться. Ты как всегда на шаг отстаёшь на него, и он то и дело оглядывается на тебя, проверяя, бежишь ли ты за ним следом. Снаряжение с приятным звоном ударяется о бедро, оставляя после своих случайных касаний чувство ничтожно малой боли. Совсем иную боль испытают те, кому суждено погибнуть сегодня. В голове свистит ветер, а из глаз брызжут непонятно откуда взявшиеся слёзы. Один из вас, ты или он, может не вернуться после долгожданной расправы. Хотя, такой исход маловероятен. С твоей силой и грацией, с его ловкостью и мудростью проиграть невозможно. Близится кровавая полночь.

Вот она знакомая улица. Мелькают рыжеватые фонари, и их тусклый свет проникает в самую сердцевину судорожно бьющегося сердца. Громко лают собаки, почуявшие присутствие чужаков. Одного пса, самого настойчивого, пришлось убить, полоснув по тупой клыкастой морде кунаем. Собаки воют, а дома глядят на тебя провалами чёрных глазниц. И лишь один, на самом краю пустынной улицы, тускло мерцает жёлтым светом керосиновых ламп. Видимо, здесь на сегодня обосновался легендарный совет клана. Дряхлые, выжившие из ума старцы, и сопливые взбалмошные юнцы - вот кто решает судьбу величайшего из кланов и судьбу целой деревни. Некоторые из них даже пачкаться не хотят. Бессильные. Отвратительные. Скользкие.

Ты злобным взглядом прожигаешь дыру в стене дома и ждёшь лишь молчаливого сигнала, который позволит начать давно задуманное.

И вот тень твоего прекрасного спутника скользит в сторону полуприкрытой двери, а в следующую минуту он уже распахивает её настежь. Ты врываешься следом и с презрительной улыбкой смотришь в знакомые самодовольные лица, пытаясь различить в них хоть какие-нибудь признаки тщательно скрываемых эмоций. Но нет, похоже, это бессмысленно.

Твой сенсей улыбается, а соклановцы, глядя на него, переговариваются и теснятся к стене. Чуют, что слишком поздно что-то менять, но это уже не спасёт их. Глупые. Самоуверенные. Коварные. Вынутая из ножен катана блестит даже в свете тусклых ламп. Нанося удары направо и налево, чувствуешь, что бьющихся сердец в доме становится всё меньше и меньше. И это тот самый дом, в котором ты провёл всё своё детство...

Что-то мешает дышать, и становится жутко больно. Меланхолия, сдобренная малой толикой торжества, разрывает тебя изнутри. Полы и стены забрызганы кровавым месивом, и даже потолок весь в крови. Чёрт, а убивать, оказывается, так приятно. Учитель как всегда оказался прав.

Внимательный взгляд бездонных чёрных глаз заставляет тебя обхватить руками крепкое податливое тело и уткнуться носом в родную, мерно вздымающуюся грудь. Сердце под твоей щекой бьётся беспокойно, и эта странная дрожь передаётся и тебе. Наслаждение обратной стороной жизни. Сладострастие смерти.

От него пахнет молоком и кровью, а на гордом аристократическом лице блуждает улыбка истинной шлюхи. Весь он впитал в себя ароматы жизни и смерти, преданности и предательства, силы и слабости. Противоположности внутри него взаимоотталкиваются, и это чертовски возбуждает. Рядом с ним нельзя быть уверенным в чём-либо, он всегда преподносит сюрпризы.

Сенсей целует ласково и неторопливо, стоя посреди комнаты, заваленной трупами. В своём шёлковом кимоно он напоминает смертоносного Бога Кровавой Луны. Когда его тонкие белые пальцы скользят по лицу, тебя охватывает лёгкая волна возбуждения, и наконец-то ты понимаешь, за что так любишь его: вы оба безумны и чувствуете себя среди людей загнанными в капкан хищниками.
А ещё ты понимаешь, что являешься всего лишь тенью того, кого уже давно нет. Ты же видишь на его месте другого, но пока что слишком юного для того, чтобы быть рядом и понимать, что творится в твоей душе. Твоя слабость – любовь к ним обоим, и ради них ты готов на всё – даже на собственную смерть.
Он сам сделал тебя таким, дав это странное женское имя. С самого начала тебе предстояло страдать и метаться в поисках выхода, а после погибнуть, сохраняя улыбку на застывших губах. И ты улыбался, улыбался даже тогда, когда сердце твоё обливалось кровью. В этом и заключался смысл твоей жизни. И ты шёл дальше, к заведомо известному концу, хоть и знал, что там тебя не ждёт ничего кроме новой, ещё более густой и опасной тьмы. Похоже, такова судьба всех великих…
Сам он говорит, что его судьба - быть пятном позора на веере собственного клана. Ты не соглашаешься, но сенсей слишком упрям, чтобы слушать тебя. Величайший из лидеров клана уже слишком стар, и ты знаешь, как тяжело ему осознавать это. Он развлекается, как может, чтобы заполнить смыслом то время, которого у него бесконечно много. А ты всего лишь помогаешь ему в достижении его сумасшедших целей, в его безумствах.
Возможно, когда-нибудь ты поймёшь, что больше не нужен ему. А может случиться и так, что ты не дотянешь до того момента, когда он перестанет в тебе нуждаться. Тогда тебе не придётся страдать от тоскливого одиночества, не имея в своей упряжке второго уставшего от жизни зверя. Всё возможно в будущем. Но сейчас ты всё ещё можешь наслаждаться его дыханием и, уткнувшись носом в гладкую фарфоровую щёку, стонать в робко трепещущие губы: «Ты безумен…» А потом, будто бы невзначай, шептать: «Но мне плевать на это…»
Наверное, безумство – это всё-таки счастье. Но только не тогда, когда ты с ним один на один…